«Бывают времена, когда в мастерской и показать-то нечего. Разлетается по галереям сразу», – рассказывает живущая в Испании художница.
С Еленой удалось пообщаться в краткие дни ее приезда в Беларусь. Безмятежность, доброта и искренность считывается во всех ее работах. И еще много доброй иронии и тепла повседневности.
Елена Наркевич родом из династии художников.
- Все детство провела в музеях
- Училась рисовать в студии Сумарева
- Закончила Архитектурный факультет БПИ в г. Минске 1986 г.
- В 1990 г. Переехала жить в Испанию
- Принимала участие в многочисленных выставках
- Издана серия почтовых марок с ее работами (Испания)
- В 2011 году издан альбом с работами периода 1991-2011 г.
- Все работы находятся в частных коллекциях Испании, западной Европы, Америки, России
Как вы начали профессионально рисовать?
Если бы я осталась в Минске, наверняка стала работать архитектором. У меня на эту профессию были большие планы, даже в Испании. Но после переезда в 1990 году, пока осваивала язык и воспитывала детей, живопись полезла, как из тюбика. Как в сказке, встретился галерист, который пришел в восторг от моих «Наивных толстушек» – и закрутилось: продажа за продажей. Я подумала: «Почему бы и нет? Можно и художником».
Кстати, о «толстушках». Почему в ваших работах почти нет мужчин, и откуда эти полненькие персонажи?
Настоящая живопись казалась так высоко, что не дотянуться! И, играючи, я писала Беларусь детства. Без глубокой философии. Писалось само и легко. Это все из Толочина Витебской области – города моей бабушки, где я, будучи на каникулах, махала всем проходящим поездам рукой! Однажды, во дворе деревянной коммуналки, я невольно услышала пересуды четырех послевоенных вдов. Полнота и доброта их красили, и мне было уютно купаться в их неспешном провинциальном разговоре, а тут еще лето, родительское гнездо. С тех пор я пишу, что чувствую – о том, что застряло в детско памяти… Полненькие бывают только добрыми и уютными. О чем говорили толочинские бабы? О том, что их мужиков унесла война. Вот и мало их [мужиков] на картинах, или они там спят. Берегут их толстушки…
А почему и женщины на картинах спят? Вечная сиеста? И зачем так тщательно прописаны ковры, обои, мебель, цветы?
Это все та же история, про уют, где все неторопливо и размеренно… Я достаточно насуетилась в жизни, везде не успевала. Вот и пишу свое будущее без суеты, в уюте и цветах. А узоры и орнаменты? Как же без них в деревне. Весь быт был пронизан рачительным пэчворком. Вышитыми скатертями, коврами на стене с лебедями и обоями на потолке.
Кто из художников повлиял на ваше творчество?
Разумеется, Кустодиев. Его искрометный быт в картинах заряжает праздниками и весельем! А я бы хотела поделиться со зрителями уютом и неторопливостью. Правда, испанцы находят в моих работах влияние Ботеро (колумбийский художник), но лишь потому, что они не знакомы с творчеством Кустодиева. Вообще, это личный подход: пишу, что вижу и чувствую – без двойного дна, без надуманного. Помню, мы переезжали, и я написала «Переезд с коробками». А потом мои бабки играли в гольф, потому что накануне друзья показали мня, как бить по мячу для гольфа.
У вас в картинах славянские пейзажи, буйная зелень, толочинские пригорки и не испанские интерьеры. Как они продаются в западной Европе? Не находите противоречия?
Да нет! У испанцев никогда не возникает сомнения, что это не про них. Принималось целиком и с юмором. В моих бабках они видели свой быт, свои страсти, свои истории. А что касается фиолетовых деревьев, и красных кустов, то такая уж у них весна – знойная и сказочная.
В конце короткой встречи я остался очень рад, что Испания согрелась уютом и зеленью неспешного Белорусского Толочина.
Интервью взял
Архитектор Трусов А.